Сам С.М. Широкогоров в своей автобиографии (Curriculum vitae), написанной в 1922 г. во Владивостоке, утверждает, что в том же 1910 г. он был зачислен сотрудником в Музей антропологии и этнографии при Академии наук [12], тогда как в документах Музея есть справка о том, что С.М. Широкогоров работает в Музее антропологии и этнографии по регистрации коллекций с 1912 г. [13]. Надо иметь в виду, что в царской России иностранные дипломы о получении высшего образования не признавались. Поэтому едва ли человека, не имевшего диплома отечественного университета, могли взять даже на внештатную работу в академическое учреждение, не говоря уже о штатной должности. Можно с известной долей вероятности предположить, что к осени 1910 г. относится знакомство С.М. Широкогорова с директором Музея акад. В.В. Радловым [14], ученым хранителем Л.Я. Штернбергом [15] и другими сотрудниками, что это знакомство укрепило его в необходимости иметь как можно скорее аттестат зрелости, без которого нельзя было поступить в университет. Кстати, в своем прошении на имя ректора Императорского Санкт-Петербургского университета, написанном в июне 1911 г., в котором он сообщает весь свой послужной список, нет упоминания о его до поступления в университет работе в МАЭ, о чем он обязан был бы заявить непременно.
С.М. Широкогоров принимает решение подготовиться и сдать экзамены на аттестат зрелости. Он готовится к экзаменам в Екатеринодаре, это еще одно доказательство того, что он не был сотрудником МАЭ с 1910 г. Трудно сказать, чем определяется выбор той гимназии, в которой он решил сдавать экзамены. Это была не Петербургская и даже не Екатеринодарская (казалось бы!) гимназия. Он подвергался испытанию зрелости в Армавирской мужской гимназии в мае и июне 1911 г. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в Свидетельстве, выданном Армавирской гимназией, говорится о том, что С.М. Широкогоров обучался в Ставропольской гимназии, хотя известно, что гимназическое образование он завершал не в Ставрополе, а в Юрьеве. По итогам испытаний 9 июня 1911 г. ему было выдано Свидетельство, из которого видно, что не ко всем экзаменам он подготовился одинаково. В Законе Божием, законоведении, географии, французском языке и природоведении он был на высоте и получил отличные оценки — (5), в латинском языке, математике, математической географии, физике, истории — хорошие — (4), а в русском языке с церковнославянским и словесности, философской пропедевтике и даже немецком языке (ведь в Юрьеве он учился в немецкой гимназии!) — только посредственные — (3) [16].
Конечно, надо иметь в виду, что перед С.М. Широкогоровым стояла задача к лету 1911 г. обязательно иметь аттестат зрелости. На подготовку к экзаменам у него не оставалось и полугода. Напомню, что за те неполные полгода, ушедшие у него на подготовку экзаменов, он успел вместе с геологами предпринять «ряд археологических экскурсий в Саратовской губернии и Кубанской области» [17]. Поэтому на оценки в Свидетельстве об окончании гимназического образования не следует обращать такое уж большое внимание. Не будем забывать, что у него в кармане к тому времени уже был документ об окончании Парижского университета, и надо думать, что его-то он получил по заслугам. Здесь же ему формальности ради нужно было иметь свидетельство, открывавшее ему путь для поступления в Санкт-Петербургский университет.
Собрав все необходимые для поступления в университет документы, С.М. Широкогоров подал прошение на имя начальника Кубанской области о выдаче ему свидетельства о политической благонадежности. С.М. Широкогоров послал ректору только удостоверение о поданном прошении, ибо сам документ посылался канцелярией начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска непосредственно ректору. Свидетельство от 19 августа 1911 г. гласило: «Дано Сергею Михайловичу Широкогорову вследствие прошения, для предъявления права поступить в Санкт-Петербургский Императорский университет в том, что проситель, как оказалось по собранным сведениям, не был замечен ни в чем компрометирующим нравственные его качества и политическую благонадежность. Изложенное удостоверяю подписью с приложением казенной печати. Генерал-лейтенант (подпись)» [18].
Два месяца потребовалось канцелярии начальника Кубанской области, чтобы собрать необходимые сведения для справки о политической благонадежности просителя, ведь этому документу при поступлении в университет уделялось первостепенное значение.
Н.В. Кочешков глубоко ошибается, когда пишет о С.М. Широкогорове: «Получив блестящее образование (во Франции-А.Р.), он вернулся в Россию и начал свою научно-педагогическую работу в Санкт-Петербургском университете и одновременно в Музее антропологии и этнографии (Кунсткамера)» [19]. Действительно, получив блестящее образование во Франции (а именно там, как представляется, он получил систематические знания и там сложились его научные интересы), С.М. Широкогоров после возвращения на Родину сдал экзамены за полный курс гимназии, получил свидетельство о ее окончании и устроился в Императорский Санкт-Петербургский университет, но не в качестве преподавателя (он вообще никогда не преподавал в Санкт-Петербургском университете), а старательного начинающего студента. Как отмечалось, он был зачислен в число студентов естественного отделения физико-математического факультета 10 сентября 1911 г. Свой выбор он мотивировал также «желанием поступить в число слушателей Археологического института в целях продолжения занятий, начатых… в Париже» [20]. Действительно, он еще во Франции увлекся, наряду с другими науками, и археологией. Археология настолько увлекла его, что в напряженнейшее время подготовки к сдаче итоговых экзаменов в Армавирской гимназии он все-таки в 1910 и 1911 г. принял участие совместно с геологами в археологических экскурсиях в Саратовской губернии и Кубанской области [21].
Учеба в Санкт-Петербурге открыла перед молодым увлеченным С.М. Широкогоровым неограниченные возможности для получения новых и углубления ранее полученных знаний. В университете среди его преподавателей были известный геолог и археолог, член-корреспондент Императорской Академии наук проф. А.А. Иностранцев [22], антрополог и этнограф Ф.К. Волков [23], этнограф, член-корреспондент Императорской Академии наук П.И. Броунов [24], географ и метеоролог А.И. Воейков [25], зоолог В.А. Догель [26] и другие крупные ученые. Теперь его интересовало то, что можно было бы назвать «философией истории» и то, что позже он сам назвал механизмом этнических и этнографических изменений от доисторического периода вплоть до современности. Он с равным рвением и интересом изучал социологию, экономику, собственно историю в узком смысле слова, затем перешел к изучению доисторического прошлого человеческого общества и физической антропологии (для чего получил специальную подготовку по биологическим наукам), его интересовали проблемы хозяйственной деятельности, формирования и развития материальной и духовной культуры на всем периоде существования человечества. Наряду с этими глобальными вопросами, расширением сферы его научных интересов его занимали и довольно конкретные вещи, как, например, стремление понять, объяснить параллели, существующие в искусстве мадленской эпохи и палеоазиатских народов Сибири или установить соотношение между формой и материалом стрел и их назначением. Все это проблемы, рассматриваемые на стыке археологии и этнографии. Поэтому закономерно его приход еще в студенчестве на работу в Музей антропологии и этнографии Императорской Академии наук. Именно там он предполагал заняться разрешением этих нелегких проблем.
В Санкт-Петербургском филиале Архива РАН хранится справка о том, что С.М. Широкогоров работает в Музее антропологии и этнографии по регистрации коллекций с 1912 г. [27]. В отделе археологии МАЭ РАН хранятся две выполненные им описи коллекций, поступивших в дар от известного археолога князя П.А. Путятина [28]. В состав коллекции № 1897 входят 40 предметов кремневых орудий (скребла, сверло, лезвие, отбойник, пластинка), собранных в имении князя, около Бологого Новгородской губернии. Коллекция № 1929 содержит 13 предметов (скребок, остроконечники и пластинки) из той же местности. Обе коллекции поступили в январе 1912 года, а уже 12 февраля того же года С.М. Широкогоров завершил их описание (первой на 3-х, второй на 2-х листах). Кроме того он занимался еще составлением карточного каталога [29]. Таким образом, можно видеть, что в МАЭ он находил удобную возможность удовлетворять свои археологические интересы. Однако, как вспоминал позднее С.М. Широкогоров, спустя 4-5 месяцев после его начала работы в МАЭ (а я думаю, что на самом деле и раньше) директор Музея акад. В.В. Радлов, видя старательность и недюжинные способности молодого человека, посоветовал ему заняться изучением одной из трех групп народов: самоедов, дравидов или тунгусо-маньчжуров, провести у них самостоятельные полевые исследования, для успеха дела надо было выучить язык соответствующей группы. И хотя в тот период С.М. Широкогоров по-прежнему больше интересовался археологическими проблемами, идея творческой работы в поле с живым материалом, проведения этнографических и антропологических исследований, изучения языка увлекла его. Он остановил свой выбор на тунгусо-маньчжурской группе, имея в виду ее слабую изученность и как наименее подвергшуюся влиянию европейских народов и сохранявшую традиционный образ жизни и культуру [30].
12. РГИА ДВ, ф. Р-289, оп. 2, д. 1573, л. 1.
13. ПФА РАН, ф.4, оп. 4, д. 672, л. 7.
14. Радлов Василий Васильевич (1837-1918) — российский ученый-востоковед, филолог, историк, археолог, этнограф, музеевед, академик Императорской Академии наук (1884), директор Азиатского музея (1885-1890), директор Музея антропологии и этнографии (1894-1918), Председатель Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии (1903-1918).
15. Штернберг Лев Яковлевич. (1861-1927) — российский, советский этнограф, музеевед. Народоволец, этнографией занялся в ссылке. Создатель этнографического отделения в Географическом институте (1919) и на географическом факультете ЛГУ (1925). Главный хранитель Музея антропологии и этнографии, Секретарь Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии (1903-1918). Член-корреспондент РАН (1924), потом АН СССР. Основные труды по сибиреведению, первобытным верованиям.
16. ЦГИА СПб, ф. 14, оп. 3, д. 59098, л. 5.
17. РГИА ДВ, л. 1.
18. ПФА РАН, ф. 4, оп. 4, д. 672, л. 6.
19. Кочешков Н.В. Забытое имя. Сергей Михайлович Широкогоров как этнограф // Россия и АТР. Владивосток. 1999. 4. с. 150
20. ЦГИА СПб, ф. 14, оп. 3, д. 59078, л. 3 (обр. ст.).
21. Напомню, что эти даты — (лето 1910 и 1911 г.) в своей владивостокской автобиографии называет сам С.М. Широкогоров (РГИА ДВ, ф.-289, оп. 2, д. 1573, л. 1), хотя в прошении на имя ректора в июне 1911 г. он указывал, что возвратился в Россию только осенью 1910 г. Не отрицая и не ставя под сомнение сам факт экспедиции, следует, как представляется, с большой осторожностью отнестись к указываемому много позднее времени совершения самой поездки.
22. Иностранцев Александр Александрович (1843-1919) — русский геолог, археолог, профессор Санкт-Петербургского университета (1873), член-корреспондент Императорской АН (1901). Автор работы о стоянке первобытных людей в районе Ладожского озера.
23. Волков Федор Кондратьевич (1847-1917) — российский этнограф, антрополог, археолог, приват-доцент Санкт-Петербургского — Петроградского университета, главный хранитель Этнографического отдела Русского музея Императора Александра Ш. Особенно велик его вклад в изучение украинского народа.
24. Броунов Петр Иванович. (1852/1853-1927) — российский ученый, один из основоположников агрометеорологии, профессор Санкт-Петербургского университета, член-корреспондент Императорской АН (1916), далее РАН. АН СССР.
25. Воейков Александр Иванович (1842-1916) — русский географ, этнограф, основоположник климатологии как науки в России, профессор Санкт-Петербургского университета, член-корреспондент Императорской АН (1910). Изучал климат как один из компонентов природы. Основной труд «Климаты земного шара, в особенности России» (1884).
26. Догель Валентин Александрович (1882-1955) — российский советский ученый, зоолог, основатель научной школы, профессор и заведующий кафедрой биологического факультета Ленинградского государственного университета. Ленинская премия (1957).
27. ПФА РАН, ф. 4, оп.4, д. 672, л. 7
28. Путятин Павел Арсеньевич (!837-1919) — русский археолог и палеоэтнограф, князь. Вел регулярные раскопки на территории Новгородской и Тверской губерний, начиная с 1864 г., публиковался с 1877 г. Открыл и исследовал многослойную Бологовскую неолитическую стоянку. Участник многих отечественных и международных научных обществ, съездов и т.д. Обладатель большой археологической коллекции. О деятельности П.А. Путятина подробнее см.: Мельников В.Л. Князь Павел Афанасьевич Путятин и его Бологовская усадьба. Санкт-Петербург-Вышний Волочек. 2000
29. Материалы отдела археологии МАЭ РАН, описи № 1897 и № 1929. См. также: Решетов А.М. С.М. Широкогоров — сотрудник МАЭ // Развитие культуры в каменном веке. Краткое содержание докладов на Международной конференции, посвященной 100-летию Отдела археологии МАЭ. СПб. 1997. С. 30-32. В фонде члена-корреспондента АН СССР Д.К. Зеленина (ПФА РАН. Ф. 849. Оп. 5. Д. 795) хранится рукопись работы С.М. Широкогорова «О коллекции князя Путятина (Описание предметов первобытной техники, найденных при раскопках кн. Путятиным в Новгородской губернии и преподнесенных им Этнографическому музею при АН)» на 10 л. Хотя коллекция не представляет собой цельного собрания, орудия технической однородности не демонстрируют, по мнению его, «эти раскопки могут пролить новый свет на далеко еще не разрешенный вопрос первобытной техники» (л.10)
30. Shirокоgoroff S.M. Psychomental complex of the Tungus. London. 1935. P. 39-40