Уже в апреле 1912 г. состоялось решение Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях о командировании С.М. и Е.Н. Широкогоровых на короткий срок, на разведку в Забайкальскую область для лингвистических, этнографических и антропологических исследований среди тунгусов. Благодарный В.В. Радлову за ценный совет, С.М. Широкогоров стремился как можно скорее отправиться на место командировки. В эту экспедицию и во все последующие он ездил вместе с женой Елизаветой Николаевной, верной спутницей, помощником и другом. 22 мая 1912 г. они выехали из Петербурга и 1 июня прибыли в Читу. Они так спешили, что маршрут экспедиции уже вырабатывался на месте, при участии председателя Читинского отдела ИРГО Д.М. Головачева и члена Общества Черных. Главной целью командировки по рекомендации Русского Комитета было изучение местного тунгусского языка. Однако, по приезде на Урульгу выяснилось, что тамошние тунгусы уже забыли свой родной язык и говорили на испорченном бурятском. Волею обстоятельств С.М. Широкогоров начал изучать язык орочон, сохранивших его в чистоте. К концу ХIХ в. они потеряли своих оленей вследствие эпидемии и перешли к коневодству и скотоводству, сохраняя лишь кое-что из старой своей оленеводческой культуры. В ходе экспедиции в сложных условиях молодые супруги собрали самый разнообразный, но богатый по составу и количеству лингвистический, фольклорный, этнографический, антропологический материал. Уже осенью, 20 сентября они выехали из Читы в обратный путь в Санкт-Петербург [31]. Поездка 1912 г. была совершена ими на их собственные средства, что само по себе красноречиво говорит об увлечении С.М. Широкогорова, о стремлении испытать себя во время работы в поле, а также, по крайней мере, об относительном материальном благополучии супругов.
Словно желая сравнить методы работы в этнографической и археологической экспедициях, С.М. Широкогоров в ноябре того же года работал, совершая археологическую разведку, в Тверской губернии. Однако выбор был сделан, и в апреле 1913 г., уже на средства, ассигнованные Русским Комитетом, он вновь отправился в Забайкальскую область для продолжения исследования тунгусских народностей. В мае 1914 г. он был командирован МАЭ в Кубанскую область на этот раз для проведения антропологических исследований [32]. Таким образом, уже в самом начале своей научной самостоятельной карьеры С.М. Широкогоров работал в экспедициях и в Музее и как этнограф, и как археолог, и как антрополог.
При столь напряженной экспедиционной работе вставал вопрос о продолжении учебы в университете. Некоторые исследователи склонны считать, что причиной ухода С.М. Широкогорова из университета в 1915 г стало безденежье [33]. Если вспомнить, что в 1912 г. супруги Широкогоровы совершили экспедицию за свой счет (было истрачено никак не менее 1000 рублей), то о безденежье едва ли можно говорить. Впереди была новая большая, долговременная, рассчитанная на 2 с лишним года экспедиция, и С.М. Широкогоров принимает категорическое решение уйти из университета. 18 апреля 1915 г. ему было выдано свидетельство о том, что он состоял и слушал лекции в течение осенних и весенних полугодий в 1911/12, 1912/13, 1913/14 и 1914/15 учебных годов и «ныне, согласно прошению, уволен из университета, почему правами, предоставленными студентам, окончившим полный курс университетского учения, воспользоваться не может. В удостоверение чего дано Широкогорову это свидетельство из Правления Петроградского университета за надлежащей подписью и с приложением казенной печати. Свидетельство на основании статьи 519, т. Х1, ч. 1 Свода Законов предоставляет все права аттестата зрелости правительственных гимназий» [34]. Этот официальный документ гласит, что С.М. Широкогоров слушал лекции и в весенний семестр 1914/15 года. В автобиографии 1922 г. С.М. Широкогоров сообщает, что он отправился в 1915 г. в экспедицию в январе месяце. Мне кажется, что следует верить официальному документу, во втором случае делая поправку на несовершенство человеческой памяти.
Если в экспедиции к тунгусам в 1912 и 1913 г. Широкогоровы уезжали без должной подготовки, даже в спешке, то к экспедиции 1915-1917 гг. они тщательно готовились. С.М. Широкогоров, как представляется, много размышлял не только о целях и задачах своей работы среди тунгусо-маньчжурских народностей, но также пытался осмыслить и более широкие перспективы. Итогом его поисков, раздумий явилась его первая крупная научная работа »Задачи антропологии в Сибири», опубликованная в одном из самых престижных этнографических изданий того времени «Сборнике Музея антропологии и этнографии». Вышла она в 1915 г., таким образом, значит, она написана была до отъезда в экспедицию 1915-1917 гг. Пожалуй, это один из немногочисленных случаев, если не единственный, когда ученый начинает свой путь в большой науке с работы о задачах в ней.
Отмечая, что
антропология на практике остановилась на принятой этнической единице
исследования, основанной на лингвистическом принципе, С.М. Широкогоров
признает, что в этом направлении должны производиться и будущие исследования,
поскольку в науке не выработан какой-либо другой удовлетворительный метод,
способный заменить принятый в настоящее время для исследования принцип
группировки народностей. Однако, просмотрев перечень работ по антропологии
Сибири и учитывая общий вывод о смешении всех народностей региона и
недостаточности аналитического их изучения, С.М. Широкогоров сформулировал
основные две задачи антропологического изучения народностей Сибири: 1)
пополнение материалов и 2) более тщательный анализ основных элементов, имеющий
своей целью выделение основных антропологических типов. Автор подчеркивал связь
Сибири во всех отношениях с остальным населением Азии и отчасти Северной
Америки, ибо этот хотя и обширный регион, не является изолированным. Но,
несмотря на то, что археологические данные по всей Сибири не являются
всеобъемлющими, они с бесспорностью свидетельствуют о том, что Сибирь была
приобщена к общей культуре человечества еще во времена доисторических, не
говоря уже о позднейших периодах, когда сталкивались и наслаивались различные
культуры. И именно на территории Сибири можно в полной мере проследить движение
культурных волн, ибо, хотя Сибирь и являлась окраинной страной, тем не менее
культуры и народы здесь последовательно сменяли друг друга. Это был
миграционный путь по отношению к вероятным центрам культурного развития и даже,
быть может, центром происхождения современного человечества, как считал С.М.
Широкогоров. То, что в Сибири живут народности, которые по своим некоторым
культурным особенностям оказываются более близкими к народам Северной Америки,
но вместе с тем в системе культур и народностей Азии являются до сих пор
загадкой, еще больше расширяет задачи антропологии в Сибири. Всегда надо иметь
в виду, подчеркивал автор, цель антропологического исследования, которая
заключалась, по мнению С.М. Широкогорова, в слиянии результатов его с выводами
этнографии и лингвистики. А поэтому, учитывая всю сложность задач распутывания
узла антропологических отношений, в равной мере сложных и простых, ученые
должны быть особенно требовательны к методологии и стремиться к созданию новых
аналитических приемов. Вся статья С.М. Широкогорова проникнута пафосом
обоснования необходимости постоянных поисков новых, более прогрессивных, более
современных методов антропологического исследования людей, в том числе народов
Сибири [35].
31. Отчет о поездках к тунгусам и ороченам Забайкальской области в 1912 и 1913 гг. С.М. и Е.Н. Широкогоровых // Известия Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии. Сер. П. № 3. Петроград. 1914. С. 129-146
32. ЦГИА ДВ. Ф. Р-289, оп. 2, д. 1573, л. 1
33. Хисамутдинов А.А. Сергей Михайлович Широкогоров. с. 95
34. ЦГИА СПб. Ф. 14, оп. 3. д.59098, л. 18
35. Подробнее см.: Широкогоров С.М. Задачи антропологии в Сибири / Сборник Музея антропологии и этнографии. СПб. Т. 3. 1915. С. 15-48