20 сентября 1917 г. Историко-филологическое отделение направило в Правление Академии наук следующий официальный документ: «Директор Музея антропологии и этнографии читал: «Прошу Отделение избрать и представить на утверждение в должности сверхштатного антрополога Музея без содержания, регистратора Музея Сергея Михайловича Широкогорова, работающего в Музее с 1910 г. и зарекомендовавшего себя как усердного и работоспособного, так и научной подготовленностью в области антропологии, равно как успешными обследованиями тунгусских народностей. Вместе с тем прошу возложить на него заведывание Антропологическим Отделом, разрешив ему закончить возложенное на него Академией и Музеем поручение по обследованию языка и быта тунгусских народов Северной Маньчжурии, для чего и командирован в Северную Маньчжурию». Положено произвести избрание С.М. Широкогорова в настоящем заседании. Произведенною баллотировкою С.М. Широкогоров соединил 11 голосов избирательных против 1 неизбирательного, почему и признан избранным.
Положено разрешить продолжение командировки С.М. Широкогорову в Северную Маньчжурию, сообщить в Правление и Директору Музея антропологии и этнографии о состоявшемся избрании и о командировании С.М. Широкогорова.
Непременный секретарь акад. С.Ф. Ольденбург» [58].
В этом документе содержится, как можно видеть, лестная для ученого характеристика В.В. Радлова, а также обращение в Правление для дальнейших распоряжений. Президент РАН акад. А.П. Карпинский [59] положил резолюцию: «Принять к надлежащему исполнению. А. Карпинский 23 сентября 1917 г.» [60]. 2 октября 1917 г. С.М. Широкогоров в связи с решением РАН обратился к Временному правительству Российской Республики с прошением: «Желая поступить на службу по Российской Академии наук, прошу назначить меня на должность сверхштатного младшего антрополога Музея антропологии и этнографии имени Императора Петра Великого. При настоящем прилагаю:
1. Метрическое свидетельство за № 7716.
2. Свидетельство, выданное Правлением Петроградского университета 18 апреля 1915 г. за № 4639.
3. Свидетельство о приписке к призывному участку от 12 января 1906 г. за № 105 с припиской на нем от 24 ноября 1908 г. за № 3012.
Октября 2 дня 1917 года Сергей Широкогоров» [61].
На прошении виза президента РАН акад. А.П. Карпинского: «Определяю с 20 сентября 1917 г. А. Карпинский. 4 октября 1917 г.» [62].
До революции окончательное решение на должность в Императорской Академии наук принималось царем, после февральской революции эта функция перешла к Временному правительству.
В Санкт-Петербургском Филиале РАН хранится документ от 4 октября 1917 г. «Об определении С.М. Широкогорова на государственную службу на должность младшего антрополога Музея антропологии и этнографии», в котором на основании всех имеющихся прошений и свидетельств, включая справку о том, что С.М. Широкогоров работает в Музее антропологии и этнографии по регистрации коллекций с 1912 г., содержится определение: «Включить С.М. Широкогорова в списки лиц, состоящих на государственной службе по Академии наук и привести его к присяге на верность службе, с отобранием от него установленной подписки, для чего дать г(осподину) Смотрителю зданий Академии выписку из сего журнала для исполнения» [63].
Особо хочу для точности обратить внимание, что в одном и том же деле в разных документах, составленных в одно и то же время, содержатся две разных даты начала работы С.М. Широкогорова: в предоставлении директора Музея В.В. Радлова — 1910 год, в справке к делу об определении С.М. Широкогорова на службу в РАН — 1912 г. [64]. Мне по-прежнему дата 1910 г. кажется нереальной, о чем я писал выше.
Одновременно с устройством на должность младшего антрополога МАЭ С.М. Широкогоров занимался оформлением паспортов для поездки в экспедицию. 10 октября он обратился в Правление Императорской (написано по старой памяти и по инерции) Академии наук с рапортом: «Ввиду необходимости прошу выдать мне и жене моей Елизавете Николаевне отдельные паспортные книжки», на котором президент РАН начертал резолюцию: «Выдать просимые паспорта 11 октября 1917 г.» [65]. Таким образом, до отъезда супругов Широкогоровых из Петрограда в экспедицию осталось почти две недели. Октябрь 1917 г. (по старому стилю) в Петрограде — это время накануне Октябрьской революции, свергнувшей Временное правительство. В этой ситуации странным выглядит утверждение о том, что «в первое время после революции (С.М. Широкогоров — А.Р.) — в Петрограде, где подвергся аресту» [66]. Если речь идет о первом времени после февральской революции, то его просто еще не было в Петрограде, а следовательно, не могло быть и ареста; если речь идет о первом времени после Октябрьской революции, то его уже не было в Петрограде.
Как уже отмечалось выше, при утверждении С.М. Широкогорова в должности младшего антрополога МАЭ состоялось и решение о направлении его на Дальний Восток и Северную Маньчжурию для продолжения экспедиционных исследований. Есть также сведения о поручении ему во время поездки подготовить организацию Постоянной научной миссии Академии наук на Дальнем Востоке [67].
Супруги Широкогоровы выехали в экспедицию из Петрограда буквально накануне Октябрьской революции 24 октября (6 ноября) 1917 г. Больше они никогда не вернулись в этот город, хотя до 1923 г. С.М. Широкогоров числился на службе в МАЭ в должности заведующего Отделом антропологии, находившегося «в командировке на Дальнем Востоке» [68]. Только в 1923 г. на должность заведующего Отделом антропологии был приглашен Б.Н. Вишневский [69].
Во все последующие этапы своей жизни, вплоть до конца 1920-х годов, С.М. Широкогоров из Владивостока или разных городов Китая старался поддерживать связь с РАН, с МАЭ, переписываясь с крупными учеными, посылая отчеты и сообщения о своей работе, книги для библиотеки и др. [70].
Итак, что же собой представлял петербургский период в жизни С.М. Широкогорова, в формировании его научных интересов. Ответ на этот вопрос найти отнюдь нелегко. Нет сомнения в том, что в самый начальный период его петербургской деятельности у него преобладали археологические интересы. В МАЭ он регистрировал археологические коллекции, с геологами ездил в археологические экспедиции, стремился совершенствовать свои знания в этой области путем учебы в Археологическом институте. Однако совет В.В. Радлова изучать живую этнографию, снаряжение экспедиций для полевой работы у тунгусо-маньчжурских народностей России и Китая, формирование солидного этнографического материала, особенно по шаманизму не вызвали кое у кого большого энтузиазма, хотя открытого противодействия и не было: все-таки сам В.В. Радлов был инициатором этого предприятия. По преимуществу поощрялся сбор коллекций для музея. И тогда, когда за плечами были годы нелегких экспедиций, был накоплен колоссальный оригинальный полевой материал, приходит решение о назначении С.М. Широкогорова на должность антрополога, пусть сначала и внештатного — но на должность антрополога. Можно думать, что в это время, и позднее во Владивостокский период, усилился его интерес к антропологии, о чем свидетельствует и его интерес к методике работы С.И. Руденко как антрополога [71]. Как мне представляется, занятия С.М. Широкогоровым в петербургский период археологией, антропологией и этнографией не были последовательной сменой увлечений его разными науками. Как отмечалось выше, С.М. Широкогоров учился в разных гуманитарных высших учебных заведениях Парижа, где давно утвердилась концепция триады этих наук. Не была в этом смысле исключением и Россия. В Московском университете ее придерживался Д.Н. Анучин, а в Петербургском — Э.Ю. Петри, Ф.К. Волков, С.И. Руденко. Естественно, что эти идеи комплексного, с использованием данных этнографии, археологии и антропологии метода изучения народов творчески воспринял С.М. Широкогоров. И он на практике, постепенно, но неуклонно шел к овладению этим триединством. Более того, он склонен был добавить сюда еще лингвистику, фольклористику, философию, биологию. Но ведь перед ним фактически поставлена задача: закончить последний полевой сезон 1917-1918 гг. и заняться антропологией, возглавить Антропологический Отдел МАЭ, а тем самым сойти с пути тунгусо-маньчжурской этнографии. Как понимал эту ситуацию С.М. Широкогоров и понимал ли он ее тогда сразу, трудно сказать. Он шел своим особым путем. Уже в то время это была Личность в науке. Невольно возникает вопрос: кому это было выгодно. Ответ формируется как наиболее возможный вариант в совокупности с другими данными. Предположительно можно говорить о том, что задачу сконцентрироваться на антропологии, стать только антропологом ставил перед ним человек, которого он считал, судя по письмам к нему, своим наставником, своим учителем, и это был Л.Я. Штернберг. Добиваясь этого, Л.Я. Штернберг, как думается, руководствовался не только личными мотивами, но очень удачно использовал интересы и потребности МАЭ. Можно предполагать, что именно летом 1917 г. состоялось окончательное принятие решения о будущей работе С.М. Широкогорова. как антрополога в МАЭ. Не это ли решение в дальнейшем вызывало проявление отрицательно-скептического отношения у него к Л.Я. Штернбергу в переписке с синологом В.М. Алексеевым [72]. Но это особый сюжет, и о нем следует говорить при более широком сравнительном взгляде на отношения этих выдающихся людей, в контексте их рабочих взаимоотношений в другой, более поздний период. Но пока ничего не вызывало вопросов и сомнений: экспедиционная деятельность продолжалась, деловая переписка С.М. Широкогорова с Л.Я. Штернбергом развивалась в общем бесконфликтно. Однако последующие периоды были принципиально другими, но об этом и особая речь.
С.М
Широкогоров — выдающийся российский ученый, внесший значительный вклад в
отечественную и мировую этнографическую науку. К его трудам до сих пор
обращаются этнографы, антропологи, лингвисты, фольклористы, религиоведы,
философы, ибо идеи, которые он развивал в них, не устарели, они и сегодня
помогают развивать науки о человеке. К сожалению, его работы, прежде всего
зарубежного периода, мало востребованы, их зачастую нет в крупнейших
библиотеках страны. Библиографической редкостью стали и работы С.М.
Широкогорова, первоначально опубликованные на русском языке. Поэтому перевод
хотя бы главнейших из них и издание их на русском языке является важной задачей
отечественных ученых. Остро встает вопрос об издании научной биографии ученого.
Нельзя сказать, чтобы российские ученые не обращались к изучению его жизни и
деятельности [73], однако в опубликованных работах много поспешного, неверного,
невыверенного, политизированного. Следует объединить усилия отдельных ученых и
на основе прежде всего сохранившихся архивных материалов создать исследование о
жизни и многогранной научной деятельности нашего выдающегося соотечественника
Сергея Михайловича Широкогорова.
58. ПФА РАН. Ф.4, оп. 4,. д. 672, л. 1. Дело канцелярии Правления Императорской Академии наук об определении С.М. Широкогорова на государственную службу на должность младшего антрополога Музея антропологии и этнографии Академии наук.
59. Карпинский Александр Петрович (1846/1847-1936) — русский советский ученый, геолог действительный член Императорской Академии наук (1896), далее АН СССР. Президент РАН (1917), АН СССР (1925).
60. ПФА РАН. Ф. 4, оп. 4, д. 672, л. 1
61. Там же, л. 2
62. Там же
63. Там же, л. 7
64. Там же, лл. 1 и 7
65. Там же, л. 8
66. Конрад Н.И. Неопубликованные работы. Письма. М. 1996. Документы для третьего раздела книги (письма) выявлены и прокомментированы М.Ю. Сорокиной. С. 489
67. ЦГИА ДВ, л. 1
68. В «Отчете о работе МАЭ за 1922 год» говорится: «Антрополог Музея С.М. Широкогоров и Е.Н. Широкогорова состояли с 1918 г. в командировке в Приамурском крае, но за перерывом сношений они вынуждены были по окончании работ жить эти годы частью в Шанхае, частью во Владивостоке, где С.М. Широкогоров состоял преподавателем этнографии и тунгусоведения на Восточном факультете университета. За этот период им исполнены следующие работы. С.М. Широкогоров напечатал следующие статьи: Опыт исследования основ шаманства у тунгусов; О методах разработки антропологических материалов (Критический разбор работы С.И. Руденко Башкиры). Приготовлены к печати статьи: Социальный строй манчжуров; том 1 «Тунгусского фольклора» и значительная часть тома П-го (Материалы манчжурские); «Конспект грамматики тунгусского языка», около трети тунгусского словаря. Кроме того, им обработана значительная часть антропологического материал (измерения до тысячи индивидуумов). В настоящее время С.М. Широкогоров занимается антропологическими измерениями южных китайцев. Е.Н. Широкогорова напечатала статью «Северо-Западная Манчжурия (географический очерк по данным маршрутных наблюдений)». ПФА РАН. Ф. 142, оп. 1 (1922), д. 3, л. 12
69. Вишневский Борис Николаевич (1891-1965) — советский антрополог, географ, этнограф. Закончил Московский университет (1916), ученик Д.Н. Анучина. Работал в университетах Костромы, Казани, с 1933 г. — ученый хранитель антропологического отдела Музея антропологии и этнографии в Петрограде-Ленинграде, с 1933 г. — заведующий отделом антропологии Института этнографии АН СССР. Доктор географии (1935), в 1937 г. арестован, в 1938 г. осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. В августе 1946 г. освобожден из заключения, работал как географ, заведующий кафедрой географии в ряде педагогических институтов страны.
70. См. ПФА РАН. Ф. 282, оп. 2, д.319; ф. 820, оп. 3, д. 880; ф. 820, оп. 4, д. 144; ф. 849, оп. 5, д. 793, 797, 798; Панеях А.В., Сысоева Н.М. Книжная выставка «К 280-летию Кунсткамеры и Библиотеки Академии наук» // Курьер Петровской Кунсткамеры. СПб. 1996. Вып. 4-5. С. 83
71. Широкогоров С.М. О методах разработки антропологических материалов. Критический разбор работы С.И. Руденко «Башкиры» // Ученые записки Историко-Филологического факультета в г. Владивостоке. Т.1. 1919. Отдел П. Вып. 1. С. 3-20
72. Об отношении С.М. Широкогорова к Л.Я Штернбергу в последний период см.: ПФА РАН. Ф. 820, оп. 3, д. 880, лл. 4 (обр. ст.), 5,7.
73. См., например, Serebrennikov I.I. In memoriam. Professor S.M. Shirikogoroff // The China Journal. May. 1940. Vol. 32. N 5. P. 205-209; Решетов А.М. Сергей Михайлович Широкогоров. Его жизнь и труды // Полевые исследования ГМЭ народов СССР 1985-1987. Тезисы докладов научной сессии. Л. 1989. С. 25-27; Reshetov A.M. Shirokogorov S.M. / International Dictionary of Anthropologists / New York and London. 1991. P. 639; Решетов А.М. С.М. Широкогоров — сотрудник МАЭ // Развитие культуры в каменном веке. Краткое содержание докладов на Международной конференции, посвященной 100-летию Отдела археологии МАЭ. СПб. 1997. С. 30-32; Данченко Е.И. О сходстве взглядов С.М. Широкогорова и Л.Н. Гумилева на природу этноса // Ежегодник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарное знание. Серия преемственность. Вып. 1. Омск. 1997. С. 72-74; Ревуненкова Е.В., Решетов А.М. Сергей Михайлович Широкогоров как исследователь шаманизма // Этнологические исследования по шаманству и иным традиционным верованиям и практикам. Москва. 7-12 июня 1999 г. М. Россия. 1999. С. 23-30; Хисамутдинов А.А. Сергей Михайлович Широкогоров // Вестник ДВО РАН. 1999. № 5. С. 95-100; Кочешков Н.В. Забытое имя. Сергей Михайлович Широкогоров // Россия и АТР. Владивосток. 1999. № 4. С. 150-155; Интеграция археологических и этнографических исследований. Владивосток-Омск. 2000. С.11-21