Итак, в 1915 г. С.М. Широкогоров вместе с Елизаветой Николаевной отправился в командировку на 2 года предполагая проехать огромный регион, побывать в Трансбайкалье, в Якутии, на Амуре и сопредельных с Россией районах Северо-Западной Маньчжурии, в Китае и Монголии [36]. Он был назначен Императорской Академией наук и Русским Комитетом для изучения Средней и Восточной Азии начальником этой экспедиции, которой поручалось провести лингвистические, этнографические, антропологические и археологические исследования. Определенный, очень ценный материал о ходе экспедиционных работ, проводимых четой Широкогоровых, дают письма С.М. Широкогорова к Л.Я. Штернбергу [37]. В них можно найти сведения о маршруте экспедиции, о сборе научных материалов, особенно по шаманизму и коллекций для Музея. Если за небольшим исключением дневниковые экспедиционные записи пока науке неизвестны [38], то вечным памятником супругам Широкогоровым остаются этнографические, антропологические и археологические коллекции, хранящиеся в отделах Сибири, Восточной и Юго-Восточной Азии, антропологии и археологии. Особенно значительны собрания по тунгусо-манчьжурским народам Сибири, характеризующие их материальную и духовную культуру (быт, одежда, обувь, культ, шаманство, музыкальные инструменты) [39]. Во время экспедиций 1912-1919 гг. на валиках были сделаны записи песен тунгусских народностей и бурят [40]. В экспедиции проводились антропометрические работы и археологические раскопки [41]. С.М. Широкогоров много внимания уделял сбору шаманского фольклора и его переводу при участии образованных маньчжуров Он умел устанавливать доверительные контакты с информаторами, в том числе и с самими шаманами. Некоторые из них даже позволяли ему принимать участие в камлании [42]. Два года работы в экспедиции не сводились только к сбору материалов по различным научным проблемам и совершенствованию в ороченском и маньчжурском языках. С.М. Широкогоров много размышлял, осмысливал все то, что ему приходилось изучать в полевых условиях. Все это, как представляется, позволило ему быстро создавать свои работы непосредственно во Владивостокский (1918-1922) и Китайский (начиная с 1922 г.) периоды.
С.М. Широкогоров во время экспедиции на местах встречался с краеведами и учеными, стараясь активизировать деятельность региональных организаций Русского Географического общества. Плодотворные контакты у него установились с известным ученым и путешественником В.К. Арсеньевым [43] археологом и краеведом А.З. Федоровым [44]. С.М. Широкогоров познакомился с П.П. Шмидтом [45], Н.В. Кюнером [46] и другими профессорами Восточного института в г. Владивостоке. Известно, что в 1916 г. он при деятельном участии именно В.К. Арсеньева и А.З. Федорова составил план будущих археологических (палеоэтнологических) работ в Амурском регионе, но осуществить его, к сожалению, не удалось в дальнейшем: принципиально изменились обстоятельства и положение как в стране в целом, так и на Дальнем Востоке.
Особое внимание следует обратить на то, что поездка супругов Широкогоровых проходила в сложных условиях: шла первая мировая война, совершилась февральская революция. Революцию С.М. Широкогоров встретил восторженно. 4 марта 1917 г. он писал Л.Я. Штернбергу: «Дорой Лев Яковлевич, 2 марта мы еще ничего не знали! 3 марта только местными властями были выданы телеграммы. Нет слов для выражения тех чувств, которые нами владеют. Писать об этом нечего. Вы знаете какое значение может иметь происшедший переворот для нас. Вы получите это письмо, когда все уже уйдет в тень близкого прошлого. Сейчас я не могу заниматься и уже третий день переживаю происшедшее. Дорогой Лев Яковлевич, Вы представить не можете, как я счастлив - б(ыть) м(ожет) можно будет отдохнуть и не чувствовать стыда за те безобразия и бесправия, которые были в России. Я рад за науку, я рад за людей… Музейским, кто способен радоваться свершившемуся, передайте от нас приветствия и поздравления. Неужели же и теперь еще есть среди музейских такие, лица которых поблекли от происшедшего» [47]?
Правда, радость обретения свободы личности в России сменилась у С.М. Широкогорова бурными протестами против неслыханного, ранее не встречавшегося с ним попирания таковой. Командировка С.М. Широкогорова от Академии наук и Русского Комитета протекала мирно и беспрепятственно. Для удобства во время путешествия супругами Широкогоровыми был принят английский спортивный фасон платья, который, вероятно, и был причиной разыгравшегося происшествия. Во время следования по Амурской железной дороге 23 апреля 1917 г. в купе вошел прапорщик и попросил Широкогоровых показать документы, которые ему показались подозрительными. Супруги были арестованы, их стали подозревать как немецких или австрийских шпионов, воспользовавшихся документами…умерших Широкогоровых. В течение 10 дней шла проверка документов: запрос делался в Министерство иностранных дел (поскольку Русский Комитет находился при нем) и даже в город, в котором родился и был крещен Сергей Михайлович. У них отобрали материалы, плохо кормили их и грубо обращались с ними. «Стыдно! Нельзя же было подвергать издевательствам людей да еще в такое время, когда провозглашены гарантии о неприкосновенности личности… Во имя чего велась борьба нескольких поколений — политическая свобода, гарантии неприкосновенности личности и т.д. оказались попранными в еще более грубой форме, чем это было раньше» [48].
В июне 1917 г. С.М. и Е.Н. Широкогоровы вернулись в Петроград. Вскоре они отправились на отдых на юг в Екатеринодар. Одновременно неподалеку отдыхал с семьей Л.Я. Штернберг, которого навещал там и беседовал с ним С.М. Широкогоров. Вернувшись в Петроград после непродолжительного отдыха, С.М. Широкогоров вновь окунулся с головой в интересовавшую его научную жизнь. Он нередко бывал у синолога В.М. Алексеева [49], где порой встречался с другими востоковедами. Одна из таких встреч, например, произошла, очевидно, перед его отъездом на юг. Пожалуй, о ней писал Н.И. Конрад [50] своему коллеге Н.А. Невскому [51] в Японию в письме от 16 июня 1917 г.: «Сейчас (через ½ часа) иду к Василию Михайловичу (Алексееву). Мы с ним встречаемся аккуратно каждый день и проводим вместе 5-6 часов. Говорим, говорим… Вначале говорили четверо: он, Владимирцов [52], Широкогоров и я. Потом Владимирцов (доцент) уехал читать калмыкам их грамматику; через неделю уехал Широкогоров (антрополог из Академии наук) и остались мы вдвоем» [53]. Его родным домом был Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого Императорской Академии наук, где он регулярно общался с В.В. Радловым, Л.Я. Штернбергом, А.И. Ивановым [54], из молодых — с Б.Э. Петри [55] и другими коллегами. В МАЭ С.М. Широкогоров вел занятия по антропологии и тунгусскому языку с теми лицами, которые планировали выехать в командировку на Дальний Восток для проведения полевых исследований среди соответствующих народностей по линии Императорской Академии наук и Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии. Активность его деятельности распространялась на Русское Географическое общество, где он состоял секретарем Комитета по составлению этнографических карт Сибири (эту работу возглавлял акад. С.Ф. Ольденбург [56]), а также на другие общества [57].
36. По некоторым данным, супруги Широкогоровы выехали в экспедицию в апреле 1915 г. Serebrennikov I.I. In memoriam. Professor S.M. Shirokogoroff // China Journal. May 1940. Vol. 32. N 5. P. 206; РГИА ДВ, л. 1. В архивном отчете С.М. Широкогоров несколько смещает центр работы экспедиции на Маньчжурию, называя ее Маньчжурской, исходя их итогов экспедиции.
37. ПФА РАН. Ф.282, оп.2, д. 319
38. В фонде члена-корреспондента АН СССР Д.К. Зеленина (ф. 849, оп 5, д. 794) хранятся тетради с записями преимущественно лингвистического характера об ороченах хинганских и амурских, кумарских манеграх (кумарченах) и бирарах (бираченах), относящиеся к 1915-1916 гг.
39. В отделе Сибири хранятся наиболее значительные собрания супругов Широкогоровых. Начали они поступать уже в 1912 г (№ 2003) и 1913 г. (№ 2067 и № 2216). В 1916-1917 поступили коллекции №№ 2569, 2646, 2649, 2650. Богаты и собранные ими иллюстративные коллекции, преимущественно негативы: № 2002 (1912), № 2500 (1915) №№ 2638, 2639, 2639а (1917) и 2825 (1922). В отделе Восточной и Юго-Восточной Азии хранится коллекция предметов быта и культа маньчжуров и китайцев, собранная в 1916 г., и находившиеся первоначально в Амурском областном музее краеведения и позднее переданная по назначению в МАЭ (коллекция № 6737). В отделе антропологии есть немногочисленная коллекция ороченских черепов (собрание 1912 г., коллекция № 1996) из районов верховья р. Акимы, Зюльзинской волости Читинского уезда. В 1916 г. в МАЭ от С.М. Широкогорова была получена археолого-антропологическая коллекция (№ 4096, число номеров 1207, число предметов 4362), в состав которой входят каменные орудия, керамика, железные орудия, кости животных и человека. Местность — река Амур, остров Урильский, выше Пашкова.
40. Первоначально валики поступили и хранились в МАЭ, а позднее были переданы в фонограммархив при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, где они и хранятся в настоящее время.
41. Подробнее об археологических раскопках см.: Решетов А.М. С.М. Широкогоров и археология. С. 18-21
42. На этот счет есть сообщения в письмах С.М. Широкогорова к Л.Я. Штернбергу
43. Арсеньев Владимир Клавдиевич (1872-1930) — русский советский этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока. Преподавал в средних и высших учебных заведениях Хабаровска и Владивостока, работал в музеях этих городов, состоял во многих научных обществах, выступал с докладами, автор работ по этнографии народов Дальнего Востока. Один из зачинателей краеведческого направления в советской научно-художественной литературе, создатель популярных книг «По Уссурийскому краю» (1921), «Дерсу Узала» (1923) и др.
44. Федоров Александр Зиновьевич (1886-1945) — дальневосточный археолог и краевед, создатель и председатель Южно-Уссурийского отделения Приамурского отдела РГО. В Никольске-Уссурийском преподавал математику и географию. Много сделал для изучения доисторического прошлого края. Был репрессирован, освобожден.
45. Шмидт Петр Петрович (1869-1938) — российский и латвийский ученый, синолог, маньчжуровед, леттонист, лингвист, этнограф, фольклорист, религиевед. Окончил Петербургский университет, в 1899-1920 гг. — профессор Восточного института и Историко-филологического факультета во Владивостоке. В 1920-1938 — профессор Латвийского университета. Автор большого количества работ по востоковедению и леттонистике.
46. Кюнер Николай Васильевич (1877-1955) — русский советский востоковед широкого профиля. После окончания Петербургского университета был послан в Китай, Японию и Корею на стажировку. С 1902 г. профессор Восточного института, с 1920 г. — Государственного дальневосточного университета, с 1925 г. — профессор Ленинградского государственного университета. С 1933 г. работал в Институте этнографии АН СССР.
47. ПФА РАН. Ф. 282, оп. 2, д.319, л. 19-20
48. ПФА РАН. Ф. 849, оп. 5, д. 797. Широкогоров С.М. Сообщение о задержании и обыске местными властями в апреле 1917 г., во время переезда в Хайлар С.М. и Е.Н. Широкогоровых, командированных Академией наук и «Русским Комитетом для изучения Средней и Восточной Азии» для исследования народностей бассейна р. Амура и Маньчжурии. Лл. 10-11
49. Алексеев Василий Михайлович (1881-1951) — русский советский синолог, литературовед, языковед, этнограф, действительный член АН СССР (1929). Переводил на русский язык произведения китайской классической литературы, автор трудов по истории китайской литературы, народным верованиям китайцев и др.
50. Конрад Николай Иосифович (1891-1970) — советский японист и кореист, филолог, историк, культуролог, действительный член АН СССР (1958). Автор трудов по истории и филологии народов Восточной Азии, сравнительного историко-культурного развития стран Востока и Запада. Был репрессирован, осужден, но освобожден и использован для работы по специальности.
51. Невский Николай Александрович (1892-1937) — русский советский востоковед, японовед и тангутовед. После окончания Санкт-Петербургского университета стажировался и работал в Японии. Вернулся в СССР в 1929 г., работал в Ленинграде в Институте востоковедения АН СССР и в Восточном институте. Участвовал в создании Большого японо-русского словаря, опубликовал труды по айнскому языку и фольклору, по японоведению. Работал над дешифровкой тангутской письменности. В 1937 г. был арестован и расстрелян. Посмертно присуждена Ленинская премия за труд «Тангутская филология».
52. Владимирцов Борис Яковлевич (1884-1931) — русский советский монголовед и тибетолог, филолог, историк, этнограф. Действительный член АН СССР (1929). Автор трудов по монгольскому языку, этнографии монгольских народов, о монгольском кочевом феодализме, о Чингис-хане и др.
53. Конрад Н.И. Неопубликованные работы. Письма. М. 1996. С. 251
54. Иванов Алексей Иванович (1878-1937) — русский советский синолог, японовед, тангутовед, музеевед. Приват-доцент и профессор Санкт-Петербургского и Ленинградского университета, заведующий отделом культурных стран Азии Музея антропологии и этнографии. После работы в Советской дипломатической миссии в Китае с 1927 г. в Москве состоял при Научно-исследовательском институте этнических и национальных культур Востока, Центральном музее народоведения, Государственной библиотеке им. В.И. Ленина. В 1937 г. был арестован как японский шпион и приговорен к высшей мере наказания.
55. Петри Бернгард Эдуардович (1887-1937) — советский этнограф, археолог, антрополог. Сотрудник МАЭ (1910-1917). С 1918 г. работал в Иркутске (профессор университета, член Восточно-Сибирского отдела РГО, научный сотрудник Восточносибирского облисполкома и др.), вел активную экспедиционную деятельность. Был арестован и расстрелян в 1937 г.
56. Ольденбург Сергей Федорович (1863-1934) — русский советский востоковед широкого профиля, индолог, один из создателей отечественной индологической школы. Член Императорской АН (1900), потом АН СССР. Непременный секретарь АН (1904-1929), директор Азиатского музея (1916-1930), директор Института востоковедения АН СССР (1930-1934). Автор трудов по истории, истории культуры, буддологии, этнографии, фольклористике и истории науки.
57. ЦГИА
ДВ, л.1