Годы учебы в Париже и Петербурге сыграли важную роль в профессиональном становлении Сергея Михайловича Широкогорова. Однако, избранное им поприще этнографа, археолога и антрополога предполагало обязательное проведение самостоятельных полевых исследований. Первые экспедиции по европейской части страны позволили ему развить профессиональные навыки в области археологии и физической антропологии. Формирование же Широкогорова как практического этнографа начинается с экспедиций в Забайкалье. Успех полевых исследований в Восточной Сибири и появление первых публикаций по их материалам знаменовали завершение подготовительного периода формирования ученого. Он накопил необходимый опыт полевой работы в совершенно новом для себя регионе, изучил один из тунгусских языков и опробовал свои возможности по установлению контакта с коренным населением. Теперь он был готов к выполнению новых, более сложных и ответственных задач. На этот раз его планы были связаны с Дальним Востоком и, прежде всего, с Маньчжурией. Этот регион привлекает С.М. Широкогорова потому, что здесь наряду с собственно маньчжурами, жили разные мало изученные группы тунгусо-маньчжурских народов. Кроме того, эта область Северного Китая непосредственно примыкает к тогда еще мало исследованному бассейну Амура, представлявшему большой интерес для археологических исследований. Академия наук доверяет молодому ученому проведение длительной экспедиции на Дальний Восток, которая продолжалась около двух лет с весны 1915 — по июнь 1917 гг. Такой долгий срок полевых исследований был обусловлен масштабностью задач, поставленных Сергеем Михайловичем. К сожалению, мы знаем очень мало о его первой дальневосточной экспедиции. Основным источником о ней является очерк Е.Н. Широкогоровой, опубликованный во Владивостоке в 1919 г. [1]. Короткие заметки об этой экспедиции появились в 1916 г. в харбинском журнале «Вестник Азии» [2] и местных газетах [3]. О степени информированности автора одного из этих коротких сообщений наглядно говорит тот факт, что петроградский ученый назван в нем Г. Широкогоров [4]. Поэтому значительная часть данных о первом периоде пребывания С.М. Широкогорова на Дальнем Востоке может быть получена только из его немногих дневниковых записей, писем и телеграмм. По этим ограниченным материалам можно сделать заключение, что экспедиция 1915-1917 гг. должна была проводиться в несколько этапов. Сначала ее участники занимались изучением маньчжуров и тунгусских групп населения северной Маньчжурии. На следующем этапе в 1916 г экспедиция от р. Аргуни переместилась на р. Амур в район р. Кумар для проведения археологического изучения берегов крупнейшей дальневосточной реки от п. Поярково до ст. Радде с целью поиска памятников неолита и палеолита [5]. Затем снова возвращение в Маньчжурию, откуда ее путь лежал в Читу и далее в Петроград.
Успех археологической части экспедиции во многом зависел от ее поддержки местными специалистами. По данным А.П. Деревянко, в ней приняли участие краевед-археолог А.Я. Гуров [6], археолог из Никольска-Уссурийского А.З. Федоров [7], сотрудник Амурского музея М.К. Толмачев, поэт Ф.И. Чудаков и другие энтузиасты [8]. В числе сотрудников экспедиции должен был быть и В.К. Арсеньев, являвшийся в это время одним из наиболее компетентных знатоков археологии Приамурья и Приморья. С этой целью Владимиру Клавдиевичу была послана в июле телеграмма-предложение, на которую тот ответил полным согласием [9]. Однако, в силу его особых отношений с приамурским генерал-губернатором Гондатти [10], являвшегося в прошлом этнографом, а в это время начальником Арсеньева, пришлось обращаться и к нему [11]. Тем не менее, «просвещенный управитель» под благовидным предлогом незнания об экспедиции отослал Арсеньева в Харбин [12]. Несмотря на неудачу, эта телеграфная переписка имеет большое значение, так как она является первым документальным свидетельством общения двух замечательных исследователей.
В сентябре 1916 г. экспедиция была в уже Хабаровске. Здесь С.М. Широкогоров помимо знакомства с городом и его музеем подготовил и провел важное научно-организационное совещание по перспективам археологических исследований на Дальнем Востоке. Об этом он писал в письме к Л.Я. Штернбергу 2 сентября 1916 г. «В Хабаровск ко дню нашего приезда прибудет Федоров и еще несколько лиц, приглашенных к археологии и мы (Арсеньев также) обсудим вопрос планомерных разведок и раскопок, концентрации местных сил и средств, а также вопросов охраны некоторых памятников. Совещание будет двухдневное и чисто частного характера. Такое совещание необходимо, чтобы направить энергию на правильный путь…Результаты такого совещания не будут бесплодны….Особенно горячо за этот взялся Арсеньев…» [13]. Частный характер этого одного из первых археологических совещаний нашего региона был не случаен - Сергей Михайлович не рассчитывает после случая с приглашением В.К. Арсеньева на поддержку Гондатти. Совсем проигнорировать главу местной власти и «коллегу» было невозможно, поэтому Широкогоров имел аудиенцию у генерал-губернатора. Свои впечатления он доверил письму все к тому же постоянному адресату Л.Я. Штернбергу от 22 сентября 1916 г. «Между прочим Гондатти отчаянный лгун. Мне он не постеснялся наврать о себе, что его чукотские и тунгусские тексты и словари утонули во время катастрофы! Мне ничего не оставалось как сказать «Да, да, я знаю об этом». Тогда он быстро перевел разговор на другую тему. Ужасная гадина! Удивительно коротка память и — наглость. Между прочим, Гондатти предложил меняться дублетами, все некрасивые вещи направлять в Академический музей (предложил это «в качестве почетного председателя», а на бланках называет себя «покровителем Приамурского отдела ИРГО)» [14]. Не стоит думать, что такой резкий тон является просто обычной манерой оценки командировочного из столицы, обладающего несносным характером. В этом же письме мы находим совсем другие впечатления: «..Мы очень довольны нашим посещением Хабаровска — особенно посещением Музея и знакомством с Арсеньевым. Ознакомление с коллекциями было весьма полезно и даже необходимо. Относительно виденного могу сказать, что весьма многому мог бы позавидовать и Академический музей (МАЭ — Тарасова А.И.)» [15].
Дальнейший путь С.М. и Е.Н. Широкогоровых после приезда в Хабаровск мы не представляем. Возвращение было нелегким, на переезде из Благовещенска в Читу случился инцидент с арестом, да и многое переменилось в стране за два года. Возвращение в Петроград проходило уже через пережившую февральскую революцию страну. Известие о революции Широкогоровы получили еще в экспедиции, и, как видно из письма все тому же Л.Я. Штернбергу, Сергей Михайлович принял ее сразу и безоговорочно [16], но главным для него оставалась наука. Отдохнув короткое время в Екатеринодаре у родственников Елизаветы Михайловны, Широкогоровы снова собираются в экспедицию на Дальний Восток. Несмотря на все трудности продолжающейся войны и революционной поры, ситуация, казалось, складывалась благоприятно. Сергей Михайлович стал хотя и сверхштатным, но все же сотрудником Академии наук, а не просто командированным ею как раньше (неопределенность такого положения наглядно продемонстрировал Гондатти во время первой экспедиции). Им вроде бы повезло, что они уехали из Петрограда 24 октября (6 ноября) буквально накануне октябрьской революции, которая могла бы их задержать в городе. Впереди Сергея Михайловича и Елизавету Николаевну ждало любимое дело, ставшие уже близкими края, но они не могли предполагать, что им не суждено больше увидеть этот дорогой Санкт-Петербург - Петроград.
Благодаря отчету С.М. Широкогорова, подготовленному им для Музея антропологии и этнографии в., мы в общих чертах представляем ситуацию, сложившуюся вокруг новой экспедиции, которая из Пекина должна была охватить Маньчжурию и районы Дальнего Востока России вплоть до Сахалина [17]. Начавшаяся гражданская война прервала связи с Россией и недостаток средств, обстоятельство, которое теперь в течение нескольких лет будет преследовать Широкогоровых, вынудил их летом. выехать через Харбин во Владивосток. Долгое время владивостокский период жизни С.М. Широкогорова был почти неизвестен даже специалистам и только в последние годы, благодаря усилиям профессора Э.В. Ермаковой были найдены уникальные архивные материалы, раскрывающие важные черты его биографии этого периода. Наиболее полная подборка опубликованных работ С.М. Широкогорова и материалов о нем сохранилась в библиотеке Общества изучения Амурского края — Приморского филиала Русского Географического общества. На основании этих источников сравнительно короткий срок пребывания замечательного ученого во Владивостоке (с лета 1918 — до начала осени, с перерывом на выезд весной в Японию, а затем в Китай), представляется очень важным в его научной и жизненной судьбе. Когда С.М. Широкогоров прибыл в наш город ему исполнился 31 год, это было начало его жизненной и научной зрелости. Именно здесь ему суждено было впервые проявить свои не только выдающиеся качества ученого, но и вузовского преподавателя и научного организатора.
1. Широкогорова Е.Н. Северо-Западная Манчжурия (географический очерк по данным маршрутных наблюдений) / Ученые записки Историко-Филологического факультета в г. Владивостоке. 1919. Том. 1. с. 111-146
2. Научная экспедиция на Амур // Вестник Азии. Харбин. 1916. № 38-39.
3. Археологическое обследование побережья Амура // «Амурское эхо». Благовещенск. 1916. № 425
4. «В текущем году императорская академия наук организовала археологическую экспедицию для обследования берегов Амура в районе Благовещенска и ст. Радде. Цель экспедиции — поиски палеоазиатских палеолитов и неолитов. Г, Широкогоров, стоящий во главе этой экспедиции, обратился с телеграфным прошением к почетному члену о-ва русских ориенталистов подполковнику В.К. Арсеньеву принять участие в этой научной работе» // Вестник Азии. 1916. № 38-39. с. 152
5. Тарасова А.И. Арсеньев в переписке современников (по неопуб-ликованным материалам). 25 февраля. Архив ОИАК, ф. 14, оп. 6
6. Алексей Яковлевич Гуров педагог, краевед-археолог, учился в Иркутской учительской семинарии, в 1895-1901 гг. работал учителем в Димовской и Чесноковской школах Поярковского станичного округа, позднее десятником в Управлении водных путей Амурского бассейа. С 1889 по 1932 гг. — исследовал археологические памятники Амура.
7. Кузнецов А.М. Первопроходец приморской науки А.З. Федоров// Вестник ДВО РАН. 1997. № 6. с. 115-126
8. Деревянко А.П. Историография каменного века Приамурья / Материалы по археологии Сибири и Дальнего Востока. Ч. 1. Новосибирск. 1972. с. 38-66 Деревянко А.П. Ранний железный век Приамурья. Новосибирск. Наука. 1973. С. 15-71
9. Запись из дневника С.М. Широкогорова. Архив ПФА РАН, ф. 849, оп. 5, № . 6. Цитируется по Тарасовой,. 15
10. Телеграмма С.М. Широкогорова: «Из Поярково в Хабаровск шталмейстеру Николаю Львовичу Гондатти Приамурскому генерал-губернатору Для археологического изучения берегов Амура Благовещенск-Радде снаряжена поручению императорской Академии наук специальная экспедиция участие которой подполковника Арсеньева сильно бы повысило продуктивность работы и важность результатов Зная Ваше отношение изучению края ходатайствую не отказать Арсеньеву соответствующим разрешением и оказать содействие работе экспедиции Продолжительность ее два месяца отправление сегодня Поярково Задачи палеоазиатские неолит палеолит Благоволите извинить Командированный императорской Академией наук Широкогоров. Цит. По Тарасовой,.л. 15-16
10. Гондатти Николай Львович (1861-1946) — первый гражданский генерал-губернатор Приамурского края (1911-1917). Выпускник Московского университета (1895), занимался этнографией, получил звание приват-доцента Московского университета, был секретарем антропологического отдела Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. В 1893-1897 гг. — начальник Анадырской округи, с 1900 по 1908 гг. находился на государственной службе в Сибири. Начальник Амурской экспедиции в. После февральской революции в марте был арестован, но оправдан. В мае вышел в отставку, читал лекции по этнографии в университете г. Хельсинки, затем перебрался в Харбин, где и жил до своей смерти.
11. Ответ Н.Л. Гондатти: «23 июля. Из Хабаровска в Поярково командированному императорской Академией наук Широкогорову Очень жалею что раньше не знал о Ваших предположениях Теперь Арсеньев мною командирован в Харбин и вообще на Китайскую дорогу где ему придется пробыть еще довольно долго так что в этом году ему нельзя будет принять участие в Ваших работах Гондатти. ПФА РАН, ф. 142, оп. 2, №. 115. Цит. По Тарасовой,. 16
12. Там же, л. 26
13. Там же, л. 18
14. Там же, л. 30
15. Там же, л. 30
16. ПФА РАН. Ф. 282, оп. 2, д.. 19-20
17.
Широкогоров С.М. Краткий отчет о деятельности в 1917-1919 гг. сверхштатного
младшего антрополога Музея антропологии и этнографии С.М. Широкогорова //
Вестник ДВО РАН. 1999. № 5. С. 103.